Я лучше буду молотом чем наковальней

Он был великолепным военным стратегом, при этом придающим важность вопросам снабжения и ироничным по отношению к неприятелю… Его пыл и смелость обернулись нам тяжкими бедами, но он заслуживает нашего признания, что я и отметил — не без упрёков со стороны общественности — в Палате Общин в январе 1942 года, когда я сказал о нём: «Нам противостоит отважный и опытный противник, и (я должен сказать это, несмотря на тяготы войны), великий полководец».
Кроме того, он заслуживает уважения за то, что, будучи верным солдатом Германии, он возненавидел Гитлера и его деяния, и принял участие в заговоре, чтобы спасти Германию, сместив маньяка и тирана. За это он заплатил своей жизнью. В тёмных войнах современной демократии рыцарству не находится места… Однако, как бы на это ни посмотрели, я не жалею о сказанном и не стану отрекаться от той дани уважения, что отдал Роммелю.

He was a splendid military gambler, dominating the problems of supply and scornful of opposition… His ardor and daring inflicted grievous disasters upon us, but he deserves the salute which I made him — and not without some reproaches from the public — in the House of Commons in January 1942, when I said of him, «We have a very daring and skillful opponent against us, and, may I say across the havoc of war, a great general.»
He also deserves our respect because, although a loyal German soldier, he came to hate Hitler and all his works, and took part in the conspiracy to rescue Germany by displacing the maniac and tyrant. For this, he paid the forfeit of his life. In the sombre wars of modern democracy, chivalry finds no place… Still, I do not regret or retract the tribute I paid to Rommel, unfashionable though it was judged.

Роммель был нервным, хотел всё сделать сразу, поэтому потерял к этому интерес. Роммель был моим начальником в Нормандии. Я не могу сказать, что Роммель не был хорошим генералом. В случае успеха он радовался, а в случае неудачи впадал в депрессию.

Присутствие Роммеля, как обычно, действовало на его войска как тонизирующее средство. Любой, кто однажды попал под обаяние этой личности, превращался в «настоящего солдата» (как писал мой собрат-офицер). В каких бы жёстких условиях ни приходилось действовать, Роммель казался неутомимым; чудилось, он мог с точностью предсказать, как будет реагировать противник. Тот же офицер писал, что Роммель имел исключительное воображение, будто бы вовсе не знал страха, и что его люди «боготворили его».

Rommel’s presence, as ever, acted as a tonic on his troops. Anybody who once came under the spell of his personality, a brother officer wrote, turned into a «real soldier». However tough the strain Rommel seemed inexhaustible, seemed to know exactly how the enemy would probably react. The same officer wrote that Rommel had an exceptional imagination, seemed to know no fear whatsoever, and that his men «idolized him».

Он был лидером войск блицкрига, но только армейского уровня. Выше этого уровня ему было не по силам. У Роммеля была слишком большая ответственность. Он был хорошим командиром армейского корпуса, но он был слишком угрюмым. В одно время он был энтузиастом, в другое впадал в депрессию.

Сдержанность, даже рыцарство… отличали бойцов с обеих сторон в течение всей кампании в Северной Африке… Лучшим примером такого поведения был сам Роммель. Когда Гитлер прислал приказ казнить захваченных в плен британских коммандос, Роммель выбросил приказ в мусорную корзину. Он настаивал на том, чтобы попавшие в плен солдаты союзников получали такие же пайки и тот же уровень медицинской помощи, что и он сам. Он написал книгу под названием: «нем. Krieg ohne Hass » (Война без ненависти). Воспоминания о кампании в Северной Африке свидетельствуют, что, хотя война была свирепой и жестокой, враги сохраняли друг к другу терпимость, которую сегодня, кажется, немыслимо и представить.

Self-restraint, even chivalry… distinguished the combatants on both sides throughout the North Africa campaign… The leading exemplar of this code was Rommel himself. When orders from Hitler mandated the execution of captured British commandos, Rommel tossed the document into the trash. He insisted that Allied prisoners receive the same rations and medical care as he himself was given. He even wrote a book about the conflict called Krieg ohne Hass (War Without Hate). Memoirs of the North Africa campaign attest that, fierce and brutal as much of the fighting was, relations between individual enemies retained a quality of forbearance that seems, today, almost impossible to imagine. [1]

Роммель завоевал мировое уважение за его военный гений. Он был легендой. (…) Роммель служил живым напоминанием о более романтических, рыцарских днях — и был истинным примером офицера-гуманиста. Роммель был лучшим немецким генералом. Вы должны помнить, что вся Европа в то время была в руках нацистов. Американцы тогда ещё не вступили в войну. Россию атаковали 166 нацистских дивизий. Дело было плохо. И Роммель, величайший из воевавших в пустыне полководцев всех времён, и его Африканский корпус, задали жару британцам и теснили их обратно к Каиру. Это был момент, когда война могла быть проиграна.

Rommel had gained the world’s respect for his military genius. He was a legend. (…) Rommel was reminiscent of the more romantic, chivalrous days of old — and was a genuinely humane military officer. Rommel was Germany’s best General. You have to remember all of Europe was in Nazi hands at the time. The Americans hadn’t entered the war yet. Russia was being attacked by 166 Nazi divisions. Things were grim. And Rommel, the greatest desert fighting general of all time, and his Africa Korps, were kicking the British’s butt, pushing them back to Cairo. It became a case where the war might have been lost right there.

Гитлер приказал ему несколько раз: «Умри, но не отступай». Биться до последнего патрона, до последнего человека. Казнить и пытать пленников. Он проигнорировал эти приказы.

He was ordered several times by Hitler to «Stand and Die». To fight to the last bullet, the last man. To execute and torture prisoners. He defied those orders.

Около 12:00 тёмно-зелёный автомобиль с берлинскими номерами остановился у нашей калитки. Единственным мужчиной в доме, кроме моего отца, был капитан Алдингер (помощник Роммеля), тяжелораненый ветеран войны. Два генерала — Бургдорф, могучий и цветущий, и Майзель, маленький и стройный — вышли из автомобиля и вошли в дом. Они вели себя вежливо и уважительно, и попросили отца поговорить с ними наедине. Алдингер и я вышли из комнаты. «Так значит, они не собираются его арестовывать», — подумал я с облегчением, когда поднялся наверх, чтобы взять книгу.
Через несколько минут я услышал, как отец пошёл наверх и зашёл в комнату моей матери. Желая узнать, что происходит, я встал и последовал за ним. Он стоял посреди комнаты и был бледен. «Пойдём со мной», — сказал он жёстко. Мы пошли в мою комнату. «Я только что рассказал твоей матери, — начал он медленно, — что через четверть часа я умру». Он был спокоен и продолжил: «Погибнуть от рук своих людей тяжело. Но дом окружён, и Гитлер обвиняет меня в измене Родине. «В связи с моими заслугами в Африке», — процитировал он саркастически. — У меня есть возможность умереть от яда. Эти два генерала привезли его с собой. Он убивает за 3 секунды. Если я соглашусь его принять, то никаких обычных последствий для моей семьи, то есть для вас, не будет. Они также не тронут моих людей».
«Вы верите в это?» — прервал я его.
«Да, — ответил он. — верю. Это в их интересах — сделать так, чтобы не всплыли все подробности. Кстати, меня вынудили взять с вас обещание хранить всё это в строжайшем секрете. Если хоть слово обо всём этом просочится, они больше не будут связаны своим обещанием».
Я сказал: «Неужели мы не сможем защититься…» Он прервал меня.
«В этом нет смысла, — произнёс он. — Лучше умереть одному, чем всем погибнуть в перестрелке. К тому же у нас практически нет патронов».

At about twelve o’clock a dark-green car with a Berlin number stopped in front of our garden gate. The only men in the house apart from my father, were Captain Aldinger, a badly wounded war-veteran corporal and myself. Two generals — Burgdorf, a powerful florid man, and Maisel, small and slender — alighted from the car and entered the house. They were respectful and courteous and asked my father’s permission to speak to him alone. Aldinger and I left the room. «So they are not going to arrest him,» I thought with relief, as I went upstairs to find myself a book.
A few minutes later I heard my father come upstairs and go into my mother’s room. Anxious to know what was afoot, I got up and followed him. He was standing in the middle of the room, his face pale. «Come outside with me,» he said in a tight voice. We went into my room. «I have just had to tell your mother,» he began slowly, «that I shall be dead in a quarter of an hour.» He was calm as he continued: «To die by the hand of one’s own people is hard. But the house is surrounded and Hitler is charging me with high treason. ‘In view of my services in Africa’,» he quoted sarcastically, «I am to have the chance of dying by poison. The two generals have brought it with them. It’s fatal in three seconds. If I accept, none of the usual steps will be taken against my family, that is against you. They will also leave my staff alone.»
«Do you believe it?» I interrupted.
«Yes,» he replied. «I believe it. It is very much in their interest to see that the affair does not come out into the open. By the way, I have been charged to put you under a promise of the strictest silence. If a single word of this comes out, they will no longer feel themselves bound by the agreement.»
I tried again. «Can’t we defend ourselves…» He cut me off short.
«There’s no point,» he said. «It’s better for one to die than for all of us to be killed in a shooting affray. Anyway, we’ve practically no ammunition.»

Любой, кто попал под обаяние этой личности, становится настоящим солдатом. Но его жёсткая напряжённость кажется бесконечной. Казалось, он знал как отреагирует на него противник. Его планы были поразительны, инстинктивны, спонтанны и нередко неясны.

Anybody who came under the spell of his personality turned into a real soldier. However tough the strain he seemed inexhaustible. He seemed to know just what the enemy were like and how they would probably react. His plans were often startling, instinctive, spontaneous and not infrequently obscure.

Источник

Как раскрыть выражение: лучше быть молотом, чем наковальней?

Я так понимаю, что лучше быть вершителем, нежели исполнителем. Конечно, я не имею ввиду роли начальствующего и подчиненного, а имею ввиду человека, имеющего своё мнение и строящего свою судьбу самостоятельно- это молот. А наковальня это человек, который привык, что за него вечно кто-то что-то решает, а самостоятельно он ничего не может.

Если человек совершил какую-нибудь из ряда вон выходящую глупость,начал буянить и чудить,ему нередко говорят:»Ты что,белены объелся?» Это даже не вопрос,а скорее замаскированный призыв одуматься,прекратить чудачества.Конечно,и так понятно,что белены буян не ел-просто он ведет себя так,будто нечаянно попробовал какую-нибудь часть этого ядовитого сорняка.Человек,отравившийся беленой, впадает в буйное помешательство,нередко заканчивающиеся смертью.

Выражение «dreams come true» на русский язык переводится как «мечты сбываются», «сны становятся явью». Существуют устойчивые выражения, в состав которых входит данное словосочетание:

Выражение «Цыган ходом дорожит» означает, что цыгане дорожат своими лошадьми и о них заботятся.

Нашла в словаре, что в данном выражении под словом «ход» подразумевается «лошадь».

Источник

Я лучше буду молотом чем наковальней

Утюжат Дуню основательно. Не стесняясь в выражениях.

И не только за последний сериал «Вертинский». А сразу за все.

Причем, как либералы, так и патриоты.

Надо сказать, основания имеются у тех и других.

«. привязанность к политической повестке стала меня утомлять тем, что, мне кажется, они все помешались на Пуtине. Пуtин у них живёт под диваном. Под подушкой у них Пуtин. В колыбели вместо ребёнка у них Пуtин. Они открывают холодильник, оттуда на них смотрит Пуtин. Они сами себя окружили Пуtным и ни о чём другом не хотят ни думать, ни разговаривать. Владимир Владимирович Пуtин не занимает в моей жизни такого места, которое он занимает в их жизни. Поэтому с очень многими из этих людей мне стало не о чем разговаривать».

Хорошо сказала, от души. Зато либералы сейчас так же от души поплясали у нее на «Вертинском».

Надо сказать, что у патриотов почти те же самые претензии к фильму. Можно даже по пунктам:

1. Ссссучка чубайсовская. На ворованные деньги жирует.

3. Сплошная пошлость. Женщины сплошняком. А кумир должен только петь по вечерам в кабаках, а утром и днем сочинять песни. И так все восемь серий. А, еще размышлять о судьбах Родины.

4. Влепила гея Полякова. Мерзкого. Чтобы соответствовать повестке.

Впрочем, претензии есть у каждого. Это время такое сейчас.

Я вот даже в «Вертинском» сочувствием к нелепому гею Полякову проникся. Ибо здорово сделано..

Впрочем, трезвость взглядов чете чубайсов свойственна.

Источник

Лучше быть молотом чем наковальней

Пословица про начальство, службу и приказы:

Лучше быть молотом, чем наковальней.

Смысл пословицы

Смысл этой пословицы можно понять исходя из того, что она про начальство, службу и приказы. Дополнительную информацию можно почерпнуть из описания похожих пословиц и выражений.

Похожие пословицы и выражения

Похожих по смыслу пословиц не найдено. Обратите внимание на список ключевых слов: молот,
Смотрите все пословицы про начальство, службу и приказы

Скачать пословицу

Вы можете скачать изображение с текстом пословицы, поделиться им с друзьями в социальных сетях либо использовать в презентациях. Для скачивания, нажмите на картинке.

Задать вопрос

Свои вопросы, предложения и замечания присылайте через предложенную ниже форму.
Благодаря Вашим отзывам и оценкам, мы постараемся сделать проект «Игра слов» ещё лучше.

Источник

Вам также может понравиться

Я найду чем себя занять

04

Что делать в свободную минуту без гаджета?

Я наивный человек что делать

05

В современном мире, полном цинизма, еще осталось такое

Я называю свою страну отечеством потому что

04

Основы религиозных культур и светской этики. Тема: «

Я называю свою страну отечеством потому что ответ

04

Основы религиозных культур и светской этики. Тема: «

Я назвала ее фериха что случилось с ферихой

03

Финал сериала Я назвала ее Фериха. Путь Эмира Финал

Я нажимал на кнопку миллион лет прежде чем понял

02

Манга Я нажимал на кнопку миллион лет, пока не понял

Я надеялся что не доживу до этого момента

02

Я надеялся, что не доживу до этого момента 1 сезон

Я надеялся что к началу сессии выздоровею

04

Проверка орфографии и пунктуации Инструмент проверки